А.А.Гришаев, независимый исследователь
Введение.
Проблема массы нейтрона – это вопиющая проблема в физике. Распад нейтрона свидетельствует о том, что строение нейтрона обеспечивается не с помощью дефекта масс. Действительно, продуктами распада нейтрона являются протон и электрон (и, как полагают, ещё антинейтрино, масса которого пренебрежимо мала). Масса же свободного нейтрона, как полагают, больше массы свободного протона на 2.5 массы электрона [1]. Выходит, что масса нейтрона на полторы массы электрона больше суммы масс стабильных продуктов своего распада. Тогда, по традиционной логике, нейтрон должен быть весьма нестабильным объектом. И если, для объяснения продолжительного существования нейтронов в атомных ядрах, можно допустить действие какого-нибудь стабилизирующего механизма, то свободный нейтрон обязан распадаться за время, сравнимое с характерными ядерными временами – т.е., по практическим меркам, мгновенно. Между тем, измерения среднего времени жизни нейтронов, вылетающих из атомных котлов, дают величину около 12 мин (см., например, [1]).
Нелепость данной ситуации может быть устранена лишь достаточно радикальным образом: например, мы обнаружим, что масса нейтрона была определена некорректно – или осознаем, как структура из пары элементарных частиц может удерживаться благодаря не дефекту масс, а, наоборот, приросту. В данной статье мы излагаем представления, в которых реализовались обе названные возможности. Согласно этим представлениям, масса нейтрона превышает сумму масс протона и электрона на половину массы электрона, т.е. масса нейтрона на одну массу электрона меньше принятого значения. При этом компоненты, связанные в нейтроне, удерживаются благодаря описываемому ниже механизму, следствием работы которого является именно прирост масс, равный половине массы электрона.
Предлагаемый подход не только устраняет проблему «масса-стабильность нейтрона», но и проясняет, в частности, происхождение антипротонов, а также открывает перспективы для построения простой универсальной модели ядерных сил.
Ненадёжность принятого значения массы нейтрона.
Фундаментальным методом нахождения масс микрочастиц является измерение их удельного заряда, т.е. отношения заряда к массе, с помощью масс-спектрометров (см., например, [2]). Масса нейтральной частицы не может быть найдена таким способом.
Открыватель нейтрона Чедвик устранил проблемы с законами сохранения энергии-импульса для случая проникающего излучения, возникающего при бомбардировке бериллия a-частицами – допустив, что это излучение является не высокоэнергичными g-квантами, как полагали ранее, а потоком нейтральных частиц с массами, близкими к массе протона (см., например, [3]). Это допущение Чедвик подкрепил расчётом, основанном на сопоставлении максимальных скоростей отдачи, сообщаемых атомам водорода и азота нейтронами при лобовом столкновении. Этот расчёт дал для нейтрона массу 1.15 [3] (значения масс мы приводим в единицах использовавшейся до 1961 г. кислородной шкалы – по отношению к О16). Значительное превышение этой величиной массы протона, 1.00768 (при массе электрона в 0.00055), было связано, как полагают, со значительными, 10-процентными, погрешностями измерения скоростей отдачи; этот первый результат Чедвика говорил лишь о том, что массы нейтрона и протона близки друг к другу [3].
Более точные вычисления массы нейтрона выполнялись через энергиетические балансы ядерных реакций. Так, Чедвик проанализировал реакцию испускания нейтронов бором при его бомбардировке a-частицами:
B11 + He4 ® N14 + n1.
При этом в энергетический баланс были включены массы всех четырёх участников, а также кинетические энергии a-частицы, атома азота и нейтрона – результирующая масса нейтрона составила 1.0067 [3], что меньше (!) массы протона. Ещё меньшее значение, 1.0063, получили авторы [4], на основе анализа реакции распада на a-частицы ядер лития при бомбардировке их дейтронами:
Li7 + H2 ® 2He4 + n1 .
Максимальное же значение массы нейтрона, полученное через энергетические балансы, составило, судя по сводке результатов в [3], 1.0090, причём доверительные интервалы у минимального и максимального значений далеко не перекрывались. Это было обусловлено, на наш взгляд, двумя методологическими ошибками. Во-первых, в энергетический баланс включались как массы частиц, так и их кинетические энергии. На наш взгляд, такой подход некорректен, поскольку кинетическая энергия не является «довеском» к массе: согласно принципу автономных превращений энергии [5], наличие у частицы кинетической энергии означает, что её масса уменьшена на эквивалентную величину. Учёт же кинетической энергии прибавлением её к массе частицы являлся, на наш взгляд, одной из главных причин систематических расхождений между значениями масс изотопов, полученными в масс-спектроскопии и через балансы энергии ядерных превращений [6]. Во-вторых, не принималось в расчёт, что промежуточное или конечное ядро могло при своём формировании оказаться в возбуждённом состоянии и, соответственно, излучить g-квант – тогда энергетический баланс был бы неполным, поскольку использовавшиеся значения масс элементов были получены для основных состояний их ядер.
Оба этих источника ошибок отсутствуют в способе нахождения массы нейтрона через измерение энергии связи дейтрона – при известных массах атома водорода и дейтерия (1.0078 и 2.0136 соответственно [7]). Об энергии связи здесь можно судить, зная энергию g-кванта, вызывающего фотораспад дейтрона. Чедвик и Голдхабер [7] использовали излучение с энергией 2.62 МэВ, заведомо превышающей искомую энергию связи. Считалось, что разность между энергией g-кванта и энергией связи полностью превращалась в кинетические энергии освобождаемых протона и нейтрона – причём, из-за близости масс протона и нейтрона, эти энергии считались одинаковыми. Таким образом, требовалось измерить лишь энергию, например, протона распада – что делалось с помощью ионизационной камеры. При найденном значении этой энергии примерно в 250 кэВ, результирующая величина массы нейтрона составила 1.0080±0.0005 [7]. О таком же значении сообщили Изинг и Хелде [8], использовавшие ту же методику. Но и здесь не обошлось без разброса результатов: несколько позднее Чедвик, Физер и Бретчер опубликовали значение 1.0090 [3].
Едва ли можно сомневаться в том, что этот разброс результатов был обусловлен, в основном, несовершенством такого измерительного прибора, как ионизационная камера. Но, для единства измерений и вычислений в ядерной физике, требовалось уменьшить неопределённость в значении массы нейтрона. Своеобразие ситуации заключалось в том, что, для уменьшения этой неопределённости, можно было приписать нейтрону любое значение массы, не выходившее за пределы имевшегося на то время разброса в пару масс электрона. При небольшой ошибке приписанной нейтрону массы, энергии связи ядер тоже были бы известны с соответствующими небольшими ошибками – но зато единообразно. В этом, по-видимому, и заключалась причина того, что уменьшение неопределённости массы нейтрона было осуществлено не через увеличение точности измерений, а, фактически, волевым актом, выполненным теоретиком Бете [9]. Он сделал расчёт массы нейтрона на основе самых достоверных, с его точки зрения, параметров и переводных коэффициентов, и привёл анализ погрешностей – однако, не пояснил, отчего разброс результатов измерений по одной и той же методике, выполненных на различных установках, на порядок превышал вычисленный им доверительный интервал. Но поскольку предложенное Бете значение, 1.00893±0.00005 [8], обеспечивало единство измерений и вычислений на многие годы вперёд, его-то и включили в справочные издания (см., например, [2]) – а впоследствии, при переходе на углеродную шкалу атомных весов [10], внесли в него соответствующую поправку.
Следует добавить, что, после принятия значения Бете, неоднократно сообщалось о согласующихся с ним результатах новых измерений энергии связи дейтрона, дававших значения около 2.22 МэВ. Эти результаты принимались некритично – а ведь там имелись основания для сомнений.
Так, Хэнсон [11] расщеплял дейтерий g-квантами либо из ториевого источника (2.623 МэВ), либо – из лантанового (2.3 МэВ). Некоторые из нейтронов распада, выйдя из ёмкости с дейтерием и пройдя сквозь свинцовую защиту, попадали в пропорциональный счётчик; там нейтрон мог передать свою энергию протону наполнителя – и счётчик генерировал электрический импульс с соответствующей амплитудой. Считалось, что максимальная измеренная энергия протона равна энергии нейтрона распада, и что вычитание её удвоенного значения из энергии исходного g-кванта давало искомую энергию связи дейтерия. Но, обратите внимание: указав, что «на большей части измерений, наполнителем счётчика был водород или дейтерий», автор далее не уточнял, с каким конкретно из этих наполнителей он получал свои результаты. А ведь они должны были различаться: если, в случае наполнителя-водорода, нейтрон распада передавал энергию действительно протону, то, в случае наполнителя-дейтерия, нейтрон передавал энергию дейтрону, масса которого вдвое больше массы протона. Во втором случае энергия, которую детектировал бы пропорциональный счётчик, составляла бы не более 8/9 от энергии нейтрона распада – и это при абсолютно упругом столкновении нейтрона с дейтроном. Но ведь не было гарантий, что эти столкновения были абсолютно упругими – часть энергии нейтрона могла превращаться в энергию возбуждения дейтрона, которую счётчик игнорировал бы. Вот почему результаты работы [11] вызывают у нас недоверие – тем более что найденная энергия связи дейтрона составила 2.229 МэВ для случая ториевого источника и 1.998 для случая лантанового, так что вторую из этих цифр автор даже не внёс в итоговую таблицу.
Далее, классическими считаются эксперименты Белла и Эллиота [12], которые утверждали, что прямо измерили энергию g-квантов, излучаемых при соединении нейтрона и протона в дейтрон. Поток тепловых нейтронов из атомного реактора направлялся в парафиновую болванку, где происходил синтез дейтронов, т.е. реакция H1(n,g)D2. Характеристическое g-излучение коллимировалось на лоскуток урановой фольги. Считалось, что g-квант выбивал из атома урана один из наиболее сильно связанных электронов – например, из К-оболочки – и что искомая энергия g-кванта равнялась сумме кинетической энергии выбитого электрона и его энергии связи в атоме урана. Измерения же кинетической энергии выбитых электронов делались с помощью двухкатушечного бета-спектрометра, причём эти измерения были не абсолютными, а относительными – через отношение к энергии таких же электронов, выбиваемых g-квантами с калиброванной энергией, 2.615 МэВ. Здесь у нас вызывает сомнения допущение о том, что g-квант с энергией в два с лишним МэВ способен воздействовать непосредственно на атомарный электрон. Можно допустить, что на такое непосредственное воздействие ещё способен квант, энергия которого не превышает суммы энергии связи электрона в атоме и предельной кинетической энергии освобождённого электрона, которая составляет, на наш взгляд, около 170 кэВ [5] – но кванты с энергиями, большими этой суммы, должны воздействовать только на ядро. О верности именно такого подхода с очевидностью свидетельствует огромная ширина полученных в [12] энергетических пиков для электронов, выбитых с К- и L-оболочек. При достаточно высоком разрешении бета-спектрометра, эта ширина (~60 кэВ) совершенно нетипична для атомных уровней энергии, но как раз типична для полных ширин ядерных линий [13]. Это говорит о том, что бета-спектрометром измерялась энергия конверсионных электронов. Т.е., g-квант – как измеряемый, так и калибровочный – поглощался ядром урана, возбуждение которого снималось, например, через каскадное излучение вторичных g-квантов, лишь один из которых выбивал конверсионный электрон. При этом не было гарантий, что такое выбивание, в случаях измеряемого и калибровочного квантов, происходило в результате излучательных ядерных переходов на один и тот же уровень. И тогда, относительные измерения бета-спектрометром не могли дать информацию об истинном значении энергии измеряемого кванта – а, значит, и об энергии связи дейтрона.
Далее, упомянем работу Мобли и Лаубенстейна [14], которые утверждали, что измерили пороговую энергию фоторасщепления дейтрона. Необходимое для этого излучение, как считалось, имело тормозной характер, возникая в результате взаимодействия высокоэнергичного пучка электронов с золотой мишенью. Рождавшиеся, якобы, при этом рентгеновские кванты – с энергиями вплоть до двух с лишним МэВ – попадали в ёмкость с тяжёлой водой. Нейтроны, освобождаемые там, якобы, при фотораспаде дейтерия, могли преодолеть свинцовую защиту и попасть в пропорциональный счётчик, который использовался не как измеритель энергии нейтронов, а просто как их детектор. Об энергии связи дейтрона судили по энергии электронов пучка (~2.23 МэВ), при которой начинался рост числа нейтронов, детектируемых счётчиком. Как можно видеть, у авторов [14] имеется несколько весьма спорных допущений. Если электрон может иметь энергию в несколько МэВ, то почему было не найти пороговую энергию распада дейтрона, обойдясь без генерации тормозного излучения – используя электронный удар? Дело, оказывается, в том, что электроны не инициируют ядерных реакций [15]. Эту загадочную особенность мы объясняем тем [5], что кинетическая энергия электрона не может превышать трети его массы покоя, т.е. примерно 170 кэВ – значит, энергия электрона всегда меньше самых низких порогов ядерных реакций. Весьма курьёзно, что авторы [14] выполнили калибровку энергии первичных частиц с протонным пучком – по известному порогу (1.882 МэВ) реакции Li7(p,n) – а измерения проводили с электронным пучком, полагая, что одинаковое ускоряющее напряжение сообщает одинаковую энергию как протону, так и электрону. На наш взгляд, в данном случае это неверно: иметь энергию в несколько МэВ протон может, а электрон – нет [5]. И тогда в работе [14] электроны никак не могли генерировать тормозные фотоны с энергиями в два с лишним МэВ – а, значит, и порог фотораспада дейтрона не мог быть измерен.
Суммируя вышеизложенное, мы не усматриваем надёжных экспериментальных свидетельств о том, что масса нейтрона больше массы протона именно на 2.5 массы электрона. Действительная разность масс нейтрона и протона вполне может составлять 1.5 массы электрона – как это следует из излагаемых ниже представлений.
Квантовые пульсации и связь «на дефекте масс».
Наши представления о нуклонах являются следствием концепции, согласно которой вещество на фундаментальном уровне имеет «цифровую», а не «аналоговую» природу. Эта «цифровая» природа свидетельствует, на наш взгляд, о том, что существуют специальные программные предписания, которые формируют элементарные частицы в физическом мире и задают их физические свойства, включая всевозможные варианты взаимодействий, в которых они могут участвовать.
Базовым понятием этой концепции является понятие квантового пульсатора [16], физической реализацией которого является, например, электрон. Напомним, что квантовый пульсатор – это истинно элементарная частица вещества, которая характеризуется циклической сменой всего двух состояний. Собственная частота f свободного квантового пульсатора, его же собственная энергия E и его масса m связаны соотношением де Бройля [17]: E=hf=mc2, где h – постоянная Планка, c – скорость света. Как можно видеть, частота квантовых пульсаций электрона составляет около 1.24×1020 Гц. Эту частоту мы называем электронной: наличие у частицы пульсаций на электронной частоте означает наличие у неё электрического заряда; знак же заряда определяется фазой пульсаций – разноимённые заряды пульсируют в противофазе [18]. Временную развёртку квантовых пульсаций можно проиллюстрировать меандром, т.е. прямоугольной волной; следует лишь иметь в виду, что амплитуда этой волны не имеет физического смысла – это подчёркивается тем, что энергия квантовых пульсаций зависит только от их частоты.
Квантовые пульсации могут быть промодулированы по «амплитуде» - со стопроцентной глубиной. Такая модуляция означает, фактически, циклическое прерывание квантовых пульсаций, т.е. их циклическое «включение-выключение». Как отмечалось ранее [5], энергия модулированных квантовых пульсаций меньше, чем немодулированных, и равна h(f-W), где W - частота модуляции; соответственно, меньше и масса частицы.
Как мы полагаем, атомные структуры формируются благодаря противофазным прерываниям электронных пульсаций у атомарного электрона и у соответствующего ему положительного заряда ядерного протона. Такие прерывания двух пульсаторов порождают специфическую форму движения: циклические перебросы состояния, при котором пульсации «включены» – из точки нахождения одного пульсатора в точку нахождения другого, и обратно. Эта форма движения обладает некоторой энергией, зависящей от расстояния, на которое производятся циклические перебросы состояния. Если эта энергия появляется именно за счёт убыли собственной энергии пульсаторов, обусловленной их прерываниями, то эти два пульсатора вынуждены находиться на вполне определённом расстоянии друг от друга – в этом, как мы полагаем, и заключается природа связи «на дефекте масс» [5].
Такой подход выглядит предпочтительнее подхода официальной физики, в которой объяснение дефекта масс до сих пор отсутствует – что обусловлено, на наш взгляд, необоснованным допущением универсальности эйнштейновского выражения E=mc2. Действительно, считается, что это выражение справедливо для любой формы энергии. Но тогда, в случае с энергией связи «на дефекте масс», выходит казус. Если эта энергия связи, как казалось бы, положительна, то должен иметь место не дефект масс, а, наоборот, прирост. Если же она отрицательна, то и эквивалентная ей масса должна быть отрицательна – но, насколько нам известно, масса является принципиально положительной величиной. Разгадка, на наш взгляд, весьма проста: массе эквивалентна не любая форма энергии, а одна-единственная: собственная энергия квантового пульсатора [16]. Потому и обнаруживается «дефект масс», что энергия связи, которая массе не эквивалентна, появляется за счёт убыли собственной энергии связуемых квантовых пульсаторов.
Нейтрон: связь «на приросте масс».
Протон, на наш взгляд, является квантовым пульсатором, имеющим модуляцию с электронной частотой и фазой положительного заряда; несущую же частоту протона можно определить из того условия, что масса протона соответствует частоте, равной разности несущей и электронной частот – при этом несущая составляет около 2.27×1023 Гц. Заметим, что масса протона меньше массы, соответствующей несущей, не из-за «дефекта масс». В протоне нет никаких суб-частиц: нельзя сказать, что он является соединением, например, массивного керна и позитрона. Названное уменьшение массы обусловлено всего лишь прерываниями несущей с электронной частотой – положительный заряд оказывается не присоединён, а как бы «вшит» через модуляцию.
Нейтрон же, на наш взгляд – это именно соединение, но такое соединение, состав участников которого циклически обновляется: пара «протон плюс электрон» принудительно сменяется парой «позитрон плюс антипротон», и обратно. Диаграмма иллюстрирует фазировки у двух «дорожек» результирующих квантовых пульсаций. Огибающая одной из этих дорожек задаёт положительный электрический заряд, а огибающая другой – отрицательный; высокочастотное же заполнение (несущая) перебрасывается из одной огибающей в другую – с частотой, вдвое меньшей электронной. На тех периодах электронной частоты, когда несущая находится в «положительной дорожке», составляющей нейтрон парой являются протон и электрон, а на тех периодах, когда несущая находится в «отрицательной дорожке» - позитрон и антипротон.
Как можно
видеть, перебросы несущей из одной огибающей в другую – это циклическая смена
состояний, которая обладает определённой энергией. Заметим, что эта энергия
появляется не за счёт уменьшения собственных энергий участников процесса: она
добавляется к их собственным энергиям – отчего результирующая масса системы должна увеличиться на соответствующую величину. По логике концепции квантовых пульсаций, энергия циклических смен двух состояний равна произведению постоянной Планка на частоту этих смен. Поскольку, в рассматриваемом случае, эта частота вдвое меньше электронной, то результирующий прирост массы, по сравнению с суммой масс протона и электрона, должен составлять половину массы электрона. Теперь заметим, что энергия циклических смен пар, составляющих нейтрон, и энергия циклических пространственных перебросов несущей между «положительным» и «отрицательным» пульсаторами – это одна и та же энергия. А поскольку энергия циклических пространственных перебросов зависит от расстояния, на которое они производятся, то два пульсатора, составляющие нейтрон, обязаны находиться на определённом расстоянии друг от друга. Таким образом мы и объясняем природу связи «на приросте масс», благодаря которой существуют нейтроны. Используя формулы статьи [5], можно оценить расстояние, которое должно разделять центры двух пульсаторов в нейтроне: оно составляет ~2.8×10-15 м.
Как можно видеть, в нейтроне всегда присутствуют единичные разноимённые заряды, которые компенсируют друг друга – потому нейтрон электрически нейтрален. Вместе с тем, эти заряды образуют электрический диполь, у которого дипольный момент циклически инвертируется. Этим, на наш взгляд, и объясняется загадочная способность нейтрона к слабому участию в электромагнитных взаимодействиях – отчего наблюдается, например. пространственная селекция летящих нейтронов в сильных неоднородных электрических и магнитных полях.
Подчеркнём, что связь «на приросте масс» имеет принципиальное отличие от связи «на дефекте масс»: свободный нейтрон нельзя расщепить на составляющие с помощью, например, g-кванта – нейтрон не может его поглотить, т.к. нейтрону «некуда» возбуждаться. Вместе с тем, энергия связи в нейтроне должна быть превращаема в другие формы энергии – согласно закону сохранения энергии. Поэтому, при распаде свободного нейтрона, энергия связи в нём должна превращаться, на наш взгляд, в энергию g-излучения – но никак не в энергию антинейтрино (напомним, что гипотеза о нейтрино понадобилась, чтобы спасти закон сохранения релятивистского импульса, который с очевидностью нарушался при бета-распаде [16]). Что же касается причины распада свободного нейтрона, то она остаётся непонятна, поскольку, по логике вышеизложенного, даже при «приросте масс» нейтрон должен быть вполне стабильным объектом. Возможно, разгадка этой проблемы связана с тем, что вывод о нестабильности свободного нейтрона был сделан на основе экспериментов лишь с нейтронами, вылетающими из атомных котлов [1,19] – нельзя исключить, что такие нейтроны, освобождаемые при распадах тяжёлых ядер, имеют какую-то особенность.
Небольшое обсуждение.
Вышеизложенные представления о нейтроне позволяют нам предложить более простые – и, на наш взгляд, более реалистичные – интерпретации некоторых ключевых экспериментов в физике элементарных частиц.
Так, согласно традиционным представлениям, ядра природных изотопов состоят из протонов и нейтронов – и, в частности, там нет и не может быть антипротонов. Считается, что антипротон может родиться при достаточно высокой энергии столкновения частиц – причём, родиться в паре с протоном, чтобы были соблюдены законы сохранения [20]. Полагают, что именно такие рождения пар протон-антипротон происходили в эксперименте открывателей антипротона [21], которые направляли высокоэнергичные протоны на медную мишень и, среди продуктов реакции, регистрировали частицы, имевшие массу протона и отрицательный электрический заряд. Этот эксперимент считается также блестящим подтверждением специальной теории относительности, поскольку пара протон-антипротон рождалась, якобы, за счёт кинетической энергии исходного протона.
Но, на наш взгляд, о «блестящем подтверждении» здесь говорить не приходится. Ведь если верны вышеизложенные представления, то, в течение половины времени существования нейтрона, в его состав входит антипротон. Тогда проще допустить, что антипротоны не рождались, а выбивались из ядер мишени – при расщеплении ядерного нейтрона на антипротон и позитрон в результате воздействия, произошедшего на соответствующем полупериоде циклических превращений в нейтроне. При этом, конечно, ядро должно было превращаться в другой изотоп – а, по ортодоксальной версии, оно должно было оставаться прежним. Соответствующего анализа не проводилось, и данные о том, изменялось ядро или нет, отсутствуют. Поэтому нельзя считать доказанным, что антипротон рождался за счёт кинетической энергии исходного протона; версия же с выбиванием антипротона из ядра выглядит, на наш взгляд, гораздо правдоподобнее.
Добавим, что аналогично тому как протон и антипротон отличаются друг от друга тем, что имеют противоположные фазы прерывания несущей, нейтрон и антинейтрон отличаются друг от друга тем, что имеют противоположные фазы циклических превращений пар, входящих в их состав. Впрочем, в отличие от случая фиксированной фазы прерываний, задающей положительный или отрицательный электрический заряд, фаза циклических превращений пар в нейтроне не обязана быть фиксированной и может «плавать» – поэтому разница между понятиями «нейтрон» и «антинейтрон» является, на наш взгляд, весьма условной.
Заключение.
Поскольку у составных атомных ядер всегда имеется дефект масс, то значения массы нейтрона и энергии связи ядер оказываются взаимозависимы: если мы осознаем, что следует уменьшить значение массы нейтрона, то – при тех же самых значениях масс изотопов – придётся соответствующим образом уменьшить и значения энергии связи ядер. При уменьшении значения массы нейтрона на одну массу электрона, соответствующее уменьшение энергии связи на нуклон было бы особенно значительно для лёгких ядер, достигая у дейтрона 23%. Но для средних и тяжёлых ядер это уменьшение не превысило бы 4% - и здесь зависимость энергии связи на нуклон от атомного номера почти не изменила бы свой вид.
Впрочем, не коррекция энергий связи ядер была главной целью данной статьи. Как мы полагаем, неадекватность традиционных представлений о нейтроне является одной из главных причин того, что до сих пор не было предложено простой универсальной модели ядерных сил. А вышеизложенные представления открывают перспективы для построения такой модели; эту тему мы намереваемся обсудить в другой статье.
Ссылки.
1.
К.Н.Мухин.
Экспериментальная ядерная физика. В 2-х томах. Т.1, «Физика атомного ядра». М.,
«Атомиздат», 1974.
2.
Экспериментальная
ядерная физика. Под ред. Э.Сегре. В 3-х томах. Т.1. М., «Изд-во иностранной
литературы», 1955.
3.
Д.Д.Странатан.
«Частицы» в современной физике. М.-Л., «Гос. изд-во технико-теоретической
литературы», 1949.
4.
C.C.Lauritsen, H.R.Crane. Phys.Rev., 45
(1934) 550.
5.
А.А.Гришаев.
Автономные превращения энергии квантовых пульсаторов – фундамент закона
сохранения энергии. – Доступна на данном сайте.
6.
H.Bethe. Phys.Rev., 47 (1935) 633.
7.
J.Chadwick, M.Goldhaber. Nature, 134
(1934) 237.
8.
G.Ising, M.Helde. Nature, 137 (1936)
273.
9.
H.A.Bethe. Phys.Rev., 53 (1938) 313.
10.
В.А.Кравцов.
Массы атомов и энергии связи ядер. М., «Атомиздат», 1974.
11.
A.O.Hanson. Phys.Rev., 75 (1949) 1794.
12.
R.E.Bell, L.G.Elliott. Phys.Rev., 79
(1950) 282.
13.
Э.В.Ланько,
Г.С.Домбровская, Ю.К.Шубный. Вероятности электромагнитных переходов атомных
ядер. «Наука», Л., 1972.
14.
R.C.Mobley, R.A.Laubenstein. Phys.Rev., 80
(1950) 309.
15.
Г.Кноп,
В.Пауль. Взаимодействие электронов и a-частиц с веществом. В кн.:
Альфа-, бета- и гамма-спектроскопия, т.1. Пер. с англ. под ред. К.Зигбана. М.,
«Атомиздат», 1969.
16.
А.А.Гришаев.
Масса, как мера собственной энергии квантовых осцилляторов. – Доступна на
данном сайте.
17.
Н.Е.Невесский.
О законе фазовой гармонии Луи де Бройля. Веб-ресурс:
18.
А.А.Гришаев.
Разноимённые электрические заряды, как противофазные квантовые пульсации. –
Доступна на данном сайте.
19.
Л.Кёртис.
Введение в нейтронную физику. «Атомиздат», М.. 1965.
20.
К.Н.Мухин.
Экспериментальная ядерная физика. В 2-х томах. Т.2, «Физика элементарных
частиц». М., «Атомиздат», 1974.
21.
O.Chamberlain, E.Segre, C.Wiegand,
T.Ypsilantis. Phys.Rev., 100 (1955) 947.
Источник: http://newfiz.narod.ru
Поступило на сайт: 09 октября 2007.